Вопросы страхования риска ответственности за нарушение договора

Наверное, нет другого такого вопроса в сфере страхования, вокруг которого было бы сломано столько копий, как вопрос о страховании риска ответственности за нарушение договора. Как известно, пункт 1 статьи 932 ГК РФ устанавливает правило, согласно которому страхование такого рода рисков допускается в случаях, предусмотренных законом.

Между тем многие страховые компании осуществляют страхование ответственности целого ряда видов профессиональной деятельности в условиях, когда страхователи и лица, перед которыми они могут понести ответственность, связаны договорными отношениями, но отсутствуют законы, предусматривающие обязательность или возможность осуществления страхования риска ответственности за нарушение соответствующих договоров. И оно в той или иной мере востребовано. В качестве примеров можно привести страхование ответственности риэлтеров, страхование ответственности аудиторов (кроме обязательного аудита), страхование ответственности профессиональных участников рынка ценных бумаг (регистраторов, депозитариев, брокеров и т.д.). Примеры такого рода можно продолжить, но суть не в них, а в самом наличии подобной практики.

При этом надо учитывать, что стандартные правила страхования ответственности при осуществлении указанных, а также ряда иных видов деятельности в установленном порядке «залицензированы» Департаментом страхового надзора (в настоящее время Федеральной службой страхового надзора).

Практически все сотрудники юридических служб страховых компаний, авторы книг по страхованию дружно рассматривают подобное страхование как страхование ответственности по договору, а следовательно, по их мнению, как противоречащее пункту 1 статьи 932 ГК РФ.

Судебные органы, как с сожалением отмечается в комментариях юристов к страховому законодательству, не дают должной оценки подобным договорам страхования, не рассматривают подобные договоры в качестве ничтожных. «Страховщики тем не менее продолжают страховать договорную ответственность под видом деликтной, а суды, к сожалению, не дают этому надлежащей оценки»¹.

И такое положение продолжается уже не один и не два года, а более 9 лет. В высшей степени любопытная ситуация, едва ли имеющая аналоги в сфере страхового дела.

Объясняя различие между ответственностью за причинение вреда (которую страховать можно) и договорной ответственностью (которую допустимо страховать лишь в случаях, предусмотренных законом), Ю.Б. Фогельсон, например, пишет: «Ответственность следует считать ответственностью за нарушение договора, если она является последствием неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства, вытекающего из договора, и следует считать ответственностью за причинение вреда, если она образовалась как обязательство вследствие причинения вреда»2. В этой фразе, на мой взгляд, заложена одна из главных причин, по которой данный вопрос до настоящего времени является столь запутанным. Обратите внимание на то, что сравнивается в одном случае причина всего последующего (неисполнение обязательства), а в другом случае — само следствие (причинение вреда). А сравнивать вообще-то надлежит либо причину с причиной, либо следствие — со следствием.

Если сравнить причины, то корректное сравнение должно было бы звучать, например, так: неисполнение условий договора (в первом случае) и дорожно-транспортное происшествие (или падение сосульки, отравление некачественным продуктом и т.д.) — во втором.

Если же сравнить следствия, то и там и там мы имеем дело со случаями причинения вреда (следствия одинаковы). Не согласиться с этим — значит, противоречить здравому смыслу.

И еще одно соображение. Имущественное страхование осуществляется на случай причинения убытков в застрахованном имуществе либо убытков в связи с иными имущественными интересами страхователя. Это вытекает из самой сущности страхования, отраженной, например, в пункте 1 статьи 929 ГК РФ. Поэтому если нет вреда (ущерба, убытков), то нет и не может быть никакого страхового случая по договору имущественного страхования, в том числе и по договору страхования ответственности любого вида.

Давайте согласимся с очевидным: если неисполнение или ненадлежащее исполнение условий договора не причиняет вреда клиенту страхователя, если у него не возникает в связи с этим никаких убытков, то нет и не может быть даже намека на страховой случай.

Юристы разъясняют, что если согласиться с тем, что и в первом, и во втором случае речь идет о причинении вреда, и начать апеллировать при страховании ответственности к нормам статьи 931 («Страхование ответственности за причинение вреда»), то «применение подобного рассуждения полностью свело бы на нет ясно выраженное намерение законодателя разграничить эти два вида ответственности для целей страхования. Их следует разделять по основаниям возникновения обязательств»³. Таким образом, получается, что, если с точки зрения формальной логики (и в одном случае причинение вреда, и в другом также причинение вреда) невозможно наложить запрет на применение норм статьи 931 ГК РФ при страховании ответственности по договору, то приходится апеллировать к «намерению» законодателя.

В приведенной цитате только констатируется намерение законодателя разграничить эти два вида ответственности без какого-либо намека на его мотивы. Однако представляется, что эти самые мотивы имеют определяющее значение при рассмотрении данного вопроса. Едва ли законодателя озаботила только его академическая составляющая.

Мне встретилось в литературе только одно объяснение мотива действий законодателя, приведших к появлению указанной нормы закона: «Конструкция страхового случая при данном виде страхования такова, что страхователю несложно спровоцировать его наступление — для этого достаточно совершить акт неисполнения или ненадлежащего исполнения договора. В результате при наличии желания сторон основного договора само событие, рассматриваемое в качестве страхового случая, может потерять признак случайности его наступления. И, очевидно, этим объясняется тот факт, что данное страхование может иметь место лишь в том случае, если оно предусмотрено законом»⁴.

Объяснение, безусловно, верное, но опять-таки не проясняющее до конца, какое фундаментальное отличие (не формально юридическое: есть упоминание в законе — нет упоминания в законе, а сущностное) имеет страхование ответственности оценщиков («разрешенное») от страхования ответственности, например, профессиональных участников рынка ценных бумаг («неразрешенного»).

Получается, что, обязав в Федеральном законе «Об оценочной деятельности» оценщиков страховать свою гражданскую ответственность, законодатель «вывел из-под подозрения» данную профессию, признав, что они (оценщики) ни в коем случае ни в каком сговоре с другой стороной основного договора заподозрены быть не могут (или, во всяком случае, вероятность подобного пренебрежительно мала), чего не скажешь (а ведь именно это косвенно и вытекает из законодательства) о представителях целого ряда других профессий, применительно к которым в соответствующих законодательных актах норма о страховании их ответственности не предусматривается. Достаточно странно, что подобное положение дел кажется нормальным и естественным многим уважаемым юристам, так как большой логики здесь не просматривается.

Очень хочется привести цитату из одной хорошей книги: «Слабостью многих работ по страховому праву является то, что их авторы рассматривают тексты правовых норм, ограничиваясь их формально юридическим анализом, без увязки с экономическим содержанием тех общественных отношений, которые данные нормы призваны регулировать»⁵. Представляется, что она очень подходит при рассмотрении данного вопроса. В этой связи рискну предложить свою (пусть даже в чем-то и спорную) гипотезу вышеуказанного «намерения» законодателя.

Представляется, что законодателя в свое время волновал гораздо более практический и актуальный вопрос (который надо было разрешить, формулируя соответствующую норму ГК РФ): как пресечь имевшиеся в то время на практике и потенциально возможные злоупотребления при осуществлении страхования ответственности.

Речь идет, прежде всего, о распространенном в то время (на момент принятия части второй ГК РФ) страховании ответственности заемщика за невозврат полученного кредита. Возможные (и имевшие место на практике) случаи сговора кредитора и заемщика о невозврате выданного (полученного) кредита в сочетании с возможными завышенными («договорными») штрафными санкциями, установленными в кредитном договоре, несли в себе достаточно сильную угрозу финансовой устойчивости страховщиков и институту страхования ответственности в целом.

Ситуация становилась совершенно нетерпимой, и ее нужно было законодательно пресечь. Что и было сделано пунктом 1 статьи 932 ГК РФ.

Это — гипотеза автора, но представляется, что она многое объясняет. В противном случае совершенно невозможно логически понять, чем упоминавшееся «разрешенное» страхование ответственности оценщиков «лучше», чем страхование ответственности, например, риэлтеров, которое «невозможно», и соответствующие договоры страхования необходимо считать ничтожными, или профессиональных участников рынка ценных бумаг. С точки зрения реальной жизни, здравого смысла, экономических отношений на рынке профессиональных услуг, содержания самих договоров страхования никакой принципиальной разницы между этими видами страхования нет. Разница заключается только в том, что, например, в Федеральный закон «Об оценочной деятельности в Российской Федерации» волею судеб и усилиями конкретных людей норма о страховании вошла, а, например, в Федеральный закон «О рынке ценных бумаг» не попала.

Однако профессиональное сообщество, например, участников фондового рынка уже достаточно давно осознало полезность и даже необходимость такого страхования для защиты интересов и прав инвесторов. Так, саморегулируемая организация (СРО) ПАРТАД (Профессиональная ассоциация регистраторов, трансфер-агентов и депозитариев) даже разработала свои требования к условиям договоров страхования ответственности (в части подлежащих страхованию рисков, страховых сумм, франшиз и т.д.). Аналогичную позицию по вопросу необходимости страхования ответственности своих членов занимает другая крупная и авторитетная СРО — НАУФОР (Национальная ассоциация участников фондового рынка). Несомненно, что здесь идея полезности и даже необходимости страхования идет от жизни, от потребностей практики, несмотря на отсутствие соответствующих норм в законе. По этим видам страхования есть реальные страховые случаи, урегулированные убытки и выплаты страхового возмещения. В то время как относительно страхования ответственности оценщиков существует, например, довольно много негативных отзывов и профессионалов данного рынка, и иных авторитетных людей.

То есть представляется, что, формулируя указанную норму ГК РФ, законодатель имел намерение пресечь существовавшую на тот момент пагубную практику, что и было достигнуто. Но, наряду с этим, этой же нормой (п. 1 ст. 932 ГК РФ) была заложена своего рода мина замедленного действия под страхование ответственности при осуществлении профессиональной деятельности, что, по-видимому, в «намерение» законодателя совсем не входило. Вот почему для парирования последствий действия этой нормы теперь законодателю и приходится то в одном, то в другом законе, регламентирующем какой-либо вид профессиональной деятельности, упоминать о страховании, законодательно его тем самым легализуя. Но при этом остается совершенно непонятным и необъяснимым упоминание о страховании в одних законодательных актах и отсутствие такого упоминания в других. На практике это означает некое деление профессий на две неравноправные категории. Может быть, практика показала, что при страховании ответственности тех же оценщиков или, например, арбитражных управляющих («разрешенные» виды страхования) имеет место гораздо большее количество страховых случаев, чем, например, при страховании ответственности профессиональных участников рынка ценных бумаг («неразрешенном» виде страхования)? И поэтому указанные виды страхования являются более социально значимыми? Нет, ничего подобного. Страховая статистика и позиция соответствующих профессиональных объединений, отражающая мнение своих профессиональных сообществ, скорее, говорит о другом.

И хочется в этой связи выразить в отличие от авторов юридических комментариев не сожаление, а удовлетворение той разумной и взвешенной позицией, которую занимают судебные органы в спорах по подобным делам. Они, к счастью, следуют не правовой казуистике, а здравому смыслу, демонстрируя тем самым глубокое понимание уже упоминавшегося «намерения» законодателя и объективного «экономического содержания» страхования ответственности при осуществлении профессиональной деятельности.

Рискну высказать еще одну «крамольную» мысль. Представляется, что запрет на упомянутое страхование ответственности заемщика за невозврат полученного кредита уже содержится в ГК РФ даже и без пункта 1 статьи 932. Имею в виду пункт 1 статьи 928 ГК РФ («страхование противоправных интересов не допускается»). Невозврат полученного кредита сам по себе не порождает убытков у страхователя-заемщика, а только потенциальные убытки и могут лежать в основе страхового интереса при имущественном страховании. Да, заемщик мог не вернуть кредит в силу того, что оказался в кризисной ситуации, вызванной, например, гибелью его имущества, потерей работы или утратой трудоспособности. Но это — объекты совсем другого страхования. И если бы оно было, то негативные следствия подобных событий были бы для заемщика в материальном отношении скомпенсированы или, во всяком случае, сглажены. Вместо этого предлагалось рассматривать в качестве страхового случая полученный и непогашенный кредит — то есть ситуацию неосновательно полученного обогащения, что совершенно явно здравому смыслу противоречит. Данное противоречие и вылилось в реальную негативную практику (иначе и быть не могло).

Кстати сказать, совсем недавно страхование ответственности заемщика всплыло опять в новой исторической ипостаси. Я имею в виду Федеральный закон от 30 декабря 2004 г. № 216

«О внесении изменений в Федеральный закон об ипотеке (залоге недвижимости)». Теперь согласно статье 31 указанного закона «заемщик, являющийся залогодателем по договору об ипотеке жилого дома или квартиры, вправе застраховать риск своей ответственности перед кредитором за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства по возврату кредита». Таким образом, указанное страхование формально стало легитимно в смысле пункта 1 статьи 932 ГК РФ (хотя бы только применительно к ипотеке), а вопрос о его реальном экономическом содержании и возможных «творческих» ходах заемщиков и кредиторов вообще не поднимается.

Однако, вводя норму пункта 1 статьи 932 ГК РФ, хотели сделать еще лучше, а в результате образовалась своего рода «правовая ловушка», в поле притяжения которой уже целый ряд лет находятся многие заинтересованные участники данной дискуссии.

¹ Фогельсон Ю.Б. Комментарий к страховому законодательству. М.: Юристъ, 2002. С. 129.
² То же.
³ Фогельсон Ю.Б. Указ. соч. С.129.
⁴ Худяков А.И. Страховое право. С-Петербург: изд. Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. С. 469.
⁵ Худяков А.И. Указ. соч. С. 9–10.